Текст песни
В.Набоков
Я умер. Яворы и ставни
горячий теребил Эол
вдоль пыльной улицы.
Я шел,
и фавны шли, и в каждом фавне
я мнил, что Пана узнаю:
"Добро, я, кажется, в раю".
От солнца заслонясь, сверкая
подмышкой рыжею, в дверях
вдруг встала девочка нагая
с речною лилией в кудрях,
стройна, как женщина, и нежно
цвели сосцы -- и вспомнил я
весну земного бытия,
когда из-за ольхи прибрежной
я близко-близко видеть мог,
как дочка мельника меньшая
шла из воды, вся золотая,
с бородкой мокрой между ног.
И вот теперь, в том самом фраке,
в котором был вчера убит,
с усмешкой хищною гуляки
я подошел к моей Лилит.
Через плечо зеленым глазом
она взглянула -- и на мне
одежды вспыхнули и разом
испепелились.
В глубине
был греческий диван мохнатый,
вино на столике, гранаты,
и в вольной росписи стена.
Двумя холодными перстами
по-детски взяв меня за пламя:
"Сюда",-- промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.
И обольстителен и весел
был запрокинувшийся лик,
и яростным ударом чресел
я в незабытую проник.
Змея в змее, сосуд в сосуде,
к ней пригнанный, я в ней скользил,
уже восторг в растущем зуде
неописуемый сквозил,--
как вдруг она легко рванулась,
отпрянула и, ноги сжав,
вуаль какую-то подняв,
в нее по бедра завернулась,
и, полон сил, на полпути
к блаженству, я ни с чем остался
и ринулся и зашатался
от ветра странного. "Впусти",--
я крикнул, с ужасом заметя,
что вновь на улице стою
и мерзко блеющие дети
глядят на булаву мою.
"Впусти",-- и козлоногий, рыжий
народ все множился. "Впусти же,
иначе я с ума сойду!"
Молчала дверь. И перед всеми
мучительно я пролил семя
и понял вдруг, что я в аду.
Перевод песни
V.Nabokov
I died. Sycamore and shutters
hot pulling eol
along a dusty street.
I was walking,
and fauns walked, and in every faun
I thought that Pan would find out:
& quot; Good, I seem to be in paradise & quot ;.
From the sun obscured, flashing
armpit redhead doorway
suddenly got up girl naked
with river lily in curls,
slim as a woman and gently
the breasts were blooming - and I remembered
spring of earthly existence,
when due to coastal alder
I could see very close,
as the miller's little daughter
It was made of water, all gold,
with a wet beard between the legs.
And now, in the very dress shirt,
in which he was killed yesterday,
with a grin of predator
I walked over to my Lilith.
Over the shoulder with a green eye
she looked - and at me
clothes flashed and at once
incinerated.
In depth
there was a shaggy Greek sofa,
wine on the table, grenades,
and in the freestyle wall.
Two cold fingers
childishly taking me by the flames:
& quot; Here & quot; she said.
Without coercion, without effort,
only with the slowness of the naughty,
she spread her wings like
my knees before me.
And seductive and cheerful
there was an upturned face
and a furious blow loin
I got into the unforgotten.
Snake in a snake, a vessel in a vessel,
to her fitting, I slid in it,
already a delight in the growing itch
indescribable saw through, -
when she suddenly rushed,
recoiled and legs clenched,
raising a veil,
in her hips wrapped,
and full of energy halfway
to bliss i'm left with nothing
and rushed and staggered
from the strange wind. & quot; Let & quot;, -
I shouted, noticing with horror
what's standing on the street again
and ugly bleating children
they look at my mace.
& quot; Let & quot; - and goat-footed, red
the people multiplied. & quot; let me in
otherwise, I'll go crazy! & quot;
The door was silent. And in front of everyone
painfully i shed my seed
and suddenly realized that I was in hell.
Официальное видео