Текст песни Вадим Певзнер - Никольское подворье
- Исполнитель: Вадим Певзнер
- Название песни: Никольское подворье
- Дата добавления: 10.03.2018 | 20:15:14
- Просмотров: 423
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
Ты присядешь в никольском подворьепросвистев вдоль по синей аллее
но как шапка алеет на воре
все внутри у тебя сатанеет
сатанеет от беглого солнца
от тончайшего белого пуха
от того как слепая старуха
перекрестит тебя из оконца
от того что здесь можно оглохнуть
очуметь от скандалов в трамвае
опупеть одуреть да издохнуть
от хибар хипарей и сараев
а ты сядешь в никольском подворье
и запишешь на белой полоске
номеруя цифирями сноски
все в химически чистом миноре
мимо четко печатая точки
каблучком неночного печальства
проскользит миллионная дочка
а в глазах у нее генеральство
и сухая костлявая дама
с попугаем в уродливой клетке
проплывет как торец нотердама
в наших снах с димедрольной таблетки
обретя положение сидя
не посмев положение лежа
все прощая и всех ненавидя
дама вымолвит боже мой боже
и покрывшись гусиною кожей
приструнив непослушную клетку
вышиваньем займется газеткой
изподлобья глядя на прохожих
надоест и вдова или дева
оторвавшись от книги и пяльцев
цепко сунет костлявые пальцы
белой змейкой к зеленому чреву
после скажет ему дай поглажу
сунет пальцы и ласково дунет
попугай изловчится и клюнет
а потом его больно накажут
за породу лишенный свободы
обреченный на вечное просо
попугай иудейской породы
с безнадежно неправильным носом
зеленея от грусти и злости
будет долго раскачивать носом
раскидав надоевшие горсти
бестолково-унылого проса
но за день до апокрифа тверди
придет час и минута в минутку
попугай превратится в голубку
в сизо-грязного голубя смерти
и взлетит голубочек никольский
оторвав свое тело от тела
городских черноземов как скользкий
отрываем мы взгляд от дебелой
от дебелой чумной поварихи
в диетическом сне общепита
когда шваркнет она дермовихи
мол берите родные и жрите
и взлетит голубок и раздавит
сизой грудью грунтованный воздух
выбивая из набрежной гвозди
задевая за выступы зданий
и от взмаха седеющих перьев
расплескается пух тополиный
и лишившись доверья деревьев
улетит в голубые долины
улетит и уверенный в чуде
возвратится грозою весенней
а в никольском саду в воскресенье
воскресенья майтрейи не будет
но захлопнутся пасти мостовы
фонари заменяя крестами
и нева под крестами лилово
белоночье свое наверстает
и в уснувшем никольском подворье
не вспугнув попугайную стаю
заполощется синее взморье
и растает растает растает
и внезапно над белою тьмою
над брелоками белого хлеба
над невой над крестовской тюрьмою
залоснится кристальное небо
в этом небе без облачных бликов
ни звезды ни пылинки ни точки
только вымя старушечьих ликов
попугай с генеральскою дочкой
только город замученный астмой
проштормленный шипением суши
обреченный на старческий насморк
на железом зажатые уши
а потом в этом некогда небе
не найдется и корочки хлеба
только небо и серое небо
только небо и небо и небо
Перевод песни
You will take a seat in the Nikolsky Compoundwhistling along the blue avenue
but as the hat turns on the thief
everything inside of you is satanic
Satanet from a runaway sun
from the thinnest white fluff
from a blind old woman
cross you from the window
from the fact that you can be deaf here
to get scared of scandals in a tram
to stupefy and deceive
from hibars and sheds
and you'll sit in the Nikolsky Compound
and you will write down on a white stripe
numbered footnotes
all in a chemically pure minor
by clearly typing dots
a heel of senile sadness
a million-year-old daughter slips through
but in the eyes of her general
and dry bony lady
with a parrot in an ugly cage
float like an end of a night
in our dreams with dimedrol tablets
finding a sitting position
not daring lying position
all forgiving and hating everyone
the lady will utter my God
and covered with goosebumps
by pressing the unruly cage
embroidery will be engaged in a newspaper
from the underfoot looking at passers-by
bored and a widow or a virgin
looking up from the book and hoop
tenacious fingers bony fingers
white snake to the green belly
after tell him let me stroke
thumbs up and gently blows
the parrot will contrive and bite
and then it will be painfully punished
for the breed deprived of freedom
doomed to perpetual millet
parrots of the Hebrew race
with a hopelessly wrong nose
greener with sadness and anger
will swing his nose for a long time
scattered bothersome handfuls
stupidly dull millet
but the day before the apocryphal firmament
the hour and minute will come in a minute
the parrot will turn into a dove
in the white-dusted dove of death
and the blue-eyed Nikolsky
tearing his body from the body
urban chernozems as slippery
we tear off the gaze from the whitewash
from the plague of the plague cook
in a dietary sleep catering
when she shmkknet dermovihi
they say take home and eat
and the dove will take off and crush
with bluish skin primed air
embossing
grazing the ledges of buildings
and from the stroke of graying feathers
fluff poplar
and having lost the trust of trees
will fly to the blue valleys
fly away and confident in the miracle
will return with a thunderstorm spring
and in the Nikolsky garden on Sunday
Sunday, Maitreya will not be
but they will be slammed to graze the pavements
lanterns replacing crosses
and under the crosses of violet
his white-bellies will catch up
and in the asleep Nikolsky Compound
not scared the parrot flock
a blue seashore is flooded
and the melt will melt away
and suddenly over white darkness
over white wool key fobs
over the neva above the prison in Krestovo
the crystal sky will shine
in this sky without cloudy glare
neither the stars nor the speck of dust
only udder of old-fashioned faces
parrot with the general's daughter
only a city tormented with asthma
shrewd with sushi
doomed to an old runny nose
on iron clamped ears
and then in this once sky
there is not a crust of bread
only the sky and the gray sky
only the sky and the sky and the sky