Текст песни
Edgar Allan Poe
Эдгар Аллан По
стихи и переводыкраткая биографияаудио
перейти к стихотворению:Аннабель Ли» ВоронКолокольчики и колоколаУлялюмЭльдорадо
THE RAVEN
Once upon a midnight dreary, while I pondered, week and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore- While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. “'Tis some visitor,” I muttered, “tapping at my chamber door- Only this and nothing more.” Ah, distinctly I remember, it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow;-vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore- For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore- Nameless here for evermore. And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before; So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating, “'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door- Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - This it is and nothing more.” Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer, “Sir,” said I, “or Madam, truly your forgiveness I implore; But the fact is I was napping, and so gently you came rapping, And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door, That I scarce was sure I heard you” - here I opened wide the door: - Darkness there and nothing more. Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before; But the silence was unbroken, and the stillness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, “Lenore?” This I whispered, and an echo murmured back the word, “Lenore!” Merely this and nothing more. Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. “Surely,” said I, “surely that is something at my window lattice; Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore- Let my heart be still a moment, and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more!” Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore; Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door- Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door- Perched, and sat, and nothing more. Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore, “Though the crest be shorn and shaven, thou,” I said, “art sure no craven, Ghastly grim and ancient Raven wandering from the Nightly shore- Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!” Quoth the Raven, “Nevermore.” Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning-little relevancy bore; For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door- Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door, With such name as “Nevermore.” But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered-not a feather then he fluttered- Till I scarcely more than muttered, “Other friends have flown before- On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before.” Then the bird said, “Nevermore.” Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken, “Doubtless,” said I, “what it utters is its only stock and store, Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore- Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore Of 'Never-nevermore.' ” But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling, Straight I wheeled a cushioned se
Перевод песни
Однажды в полночь тоскливо, в то время как я размышлял, неделя и устал, Над многими причудливыми и любопытными томами забытых знаний ... Пока я кивал, почти дремал, внезапно раздался стук, Как будто кто-то тихо постучал, постучал в дверь моей комнаты . «Это какой-то посетитель, - пробормотал я, - стучит в дверь моей комнаты. Только это и больше ничего». Ах, отчетливо я помню, это было в суровом декабре, И каждый отдельный угасающий тлеющий тлеющий тлеющий тлеющий угольок наносил свой призрак на пол. Я с нетерпением желал завтрашнего дня; - тщетно я пытался позаимствовать Из своих книг край печали - скорбь о потерянной Леноре - Ради редкой и лучезарной девушки, которую ангелы называют Ленор - Без имени здесь навсегда. И шелковистый, грустный, неуверенный шелест каждой пурпурной занавески взволновал меня - наполнил меня фантастическими ужасами, которых никогда раньше не было; Так что теперь, чтобы успокоить биение моего сердца, я стоял и повторял: «Это какой-то посетитель умоляет войти в дверь моей комнаты. Какой-то опоздавший посетитель умоляет войти в дверь моей комнаты; - Это и не более того ». В настоящее время моя душа окрепла; не колеблясь, больше не колеблясь: «Сэр, - сказал я, - или мадам, искренне прошу прощения; Но дело в том, что я спал, и так тихо ты подошел к стуку, И так тихо ты пришел, стучал, стучал в дверь моей комнаты, Что я не был уверен, что слышу тебя »- здесь я распахнул дверь: - Там тьма и ничего Больше. Глубоко в эту темноту, всматриваясь, долго я стоял там, удивляясь, боясь, Сомневаясь, мечтая сны, которые ни один смертный никогда не осмеливался мечтать раньше; Но тишина была непрерывной, и тишина не давала никаких знаков, И единственным произнесенным словом было слово, прошептанное шепотом: «Ленора?» Я прошептала это, и эхо повторило это слово: «Ленора!» Просто это и не более того. Снова в комнату поворачиваюсь, вся моя душа внутри меня пылает, Вскоре я снова услышал стук несколько громче, чем раньше. «Конечно, - сказал я, - конечно, это что-то в моей оконной решетке; Тогда позволь мне посмотреть, что это такое, и эту тайну исследовать. Позволь моему сердцу оставаться на мгновение, и эта тайна исследуется; - Это ветер и не более того! » Открыв здесь, Я распахнул ставни, когда, с флиртом и трепетом, Вошел величественный Ворон святых былых дней; Он не поклонился ни капли; ни на минуту не останавливался и не останавливался он; Но, с видом лорда или леди, восседающий над дверью моей комнаты - Сидя на бюсте Паллады прямо над дверью моей комнаты - Сидел и сидел, и ничего более. Затем эта эбеновая птица, обманувшая мое печальное воображение, заставила улыбнуться, Судя по серьезному и суровому выражению лица, которое она носила, «Хоть гребень и будет острижен и выбрит, ты, - сказал я, - уж точно не малодушный, Ужасно мрачный и древний ворон, странствующий» с Ночного берега. Скажи мне, как тебя зовут на Ночном Плутоническом берегу! » Произнес Ворон: «Никогда». Я очень дивился этой неуклюжей птице, когда она так ясно слышала дискурс, Хотя ответ в нем мало смысла, мало релевантности; Ибо мы не можем не согласиться с тем, что ни одному живому человеку когда-либо еще не удавалось увидеть птицу над дверью своей комнаты - Птицу или зверя на скульптурном бюсте над дверью его комнаты, с таким именем, как «Nevermore». Но Ворон, одиноко сидевший на безмятежном бюсте, произнес только Это слово, как будто его душа в этом одном слове излилась. Больше он ничего не сказал - ни перышка, потом он затрепетал - пока я не пробормотал: «Другие друзья уже летали раньше. Завтра он оставит меня, как мои надежды летали раньше». Тогда птица сказала: «Никогда». Пораженный тишиной, нарушенной столь удачно произнесенным ответом: «Несомненно, - сказал я, - то, что он произносит, является его единственным запасом и запасом, Пойманным от какого-то несчастного хозяина, за которым быстро последовала немилосердная катастрофа и последовала быстрее, пока его песни не стали скучать ... панихиды его Надежды, которую несла меланхолическая ноша «Никогда-никогда». Но Ворон все еще заставлял мою грустную фантазию улыбаться, Прямо я покатил мягкое сиденье.