Текст песни
Этот странный сюжет перебивает все остальные:
Человек идет и добровольно шагает в яму.
Он вовсе не идиот, но нервы у него не стальные,
Так что порой надоедает двигаться прямо.
Знаете, все эти знаки-сигналы-маршруты,
Осточертевшие лица: друзья-адвокаты-коллеги,
Безумные велосипедисты, заношенные маршрутки,
И раздающие на перекрестках брошюры калеки.
Все это как-то попахивает полным безумием
С явной сифилитичной ницшеанской отдышкой.
Так что хочется лечь на дно, в теплый кратер Везувия,
С какой-нибудь доброй растрепанной детской книжкой.
Помните, Маленький принц, проглотивший слона удав,
Капризная роза, уборка на любимой планете.
Было как-то легко и уютно! И мама, от чтенья устав,
Ложилась рядом, и вы засыпали вместе при свете.
Человек вспоминает все это в счастливом обломовском сне,
Но сон, к сожаленью, не вечен, и мозг обнуляет программу:
Он снова спешит на работу, лицо облепляет снег,
И человек идет и добровольно шагает в яму.
Перевод песни
This strange plot interrupts all the others:
The person goes and voluntarily steps into the pit.
He is not an idiot at all, but his nerves are not steel,
So sometimes bored to move straight.
You know, all these signs-signals-routes,
Bored people: friends-lawyers-colleagues,
Mad cyclists, worn minibus,
And distributing pamphlets at crossroads cripples.
All this somehow smacks of complete madness
With an obvious syphilitic Nietzschean breath.
So you want to lie down in the warm crater of Vesuvius,
With some kind of disheveled children's book.
Remember, Little Prince, swallowed an elephant boa,
Capricious rose, cleaning on your favorite planet.
It was somehow easy and cozy! And my mother, from reading the rules,
Lied next door, and you fell asleep together by the light.
A man remembers all this in a happy Oblomovian dream,
But the dream, unfortunately, is not eternal, and the brain zeroes the program:
He again hurries to work, his face sticks to the snow,
And the person goes and voluntarily steps into the pit.